— Ой! Можно остановить карету? — попросила она.
Герцог Портфри, сидевший напротив, постучал по передней стенке, и карета резко остановилась. Лили опустила окно и выглянула наружу.
— Миссис Фанди! — окликнула она. — Как поживаете? А как ваши детки? О, малютка уже подрос.
Пока Элизабет и герцог обменивались удивленными взглядами, миссис Фанди, отступившая было при виде большой кареты с гербом герцога, широко заулыбалась, внезапно покраснела и сделала неуклюжий реверанс.
— Очень хорошо, миледи, — ответила она. — Как хорошо, что вы снова вернулись.
— Возвращаться всегда хорошо, — согласилась Лили. — Если позволите, я загляну к вам на днях.
Она продолжала лучезарно улыбаться миссис Фанди, пока карета не тронулась снова. Лили напомнила себе, что едет не домой. Ньюбери-Эбби не был ее домом, но она чувствовала себя так, словно это был ее дом. Как и предсказывал отец, она полюбила Ратленд-Парк. Она полюбила и его самого, что было совсем нетрудно. Ей даже понравился их продолжительный визит в Натэлл-Грандж, где она завоевала сердца своего прикованного к постели дедушки и двух тетушек, которые на самом деле тетушками не были: это были Бесси Дойл и сестра ее матери. Лили чувствовала себя счастливой, в ладу со всем миром и самой собой. Ей больше не снились ночные кошмары.
А Ньюбери-Эбби, несмотря на то что она пока не видела ни самого особняка, ни окружавшего его парка, казался ей домом.
— Посмотрите! — воскликнула она, трепеща от восторга, когда карета, въехав в ворота, покатила по обсаженной деревьями аллее. Деревья переливались всеми оттенками красных, желтых и коричневых красок. Часть листвы уже опала и красочным ковром устилала дорогу. — Вы видели что-нибудь более великолепное, чем Англия осенью? Отец? Элизабет?
— Нет, — ответил отец.
— Только Англию в весеннее время, — ответила Элизабет, — но я не стала бы говорить «более великолепное», а сказала бы просто «великолепное».
Была весна, когда Лили впервые приехала сюда. А сейчас была осень — октябрь. Как много произошло за это время. Она вспомнила, как брела по этой аллее вечером, волоча за собой сумку...
Как Невиль и просил ее, она написала ему письмо в начале сентября. Прежде чем написать его, она спросила Элизабет, прилично ли ей писать письмо холостому джентльмену. Элизабет, не моргнув глазом, сразу ответила, что этого не следует делать. Но отец, который присутствовал при их разговоре, напомнил Элизабет, что ведь это Лили, которая привыкла жить не по правилам, и именно в этом ее очарование. И она написала письмо старательным детским почерком. Она училась грамотно писать, но на это требовалось время.
Лили писала, что счастлива со своим отцом, что ей приятна компания Элизабет. Она была в Натэлл-Грандже и познакомилась со своим дедушкой. Она положила цветы на могилу матери. Лили выражала надежду, что леди Килбурн здорова и Лорен с Гвендолайн тоже. Она надеялась, что и Невиль чувствует себя хорошо. Она выражала ему признательность за все.
Невиль ответил ей и пригласил их с отцом приехать в Ньюбери-Эбби в октябре, чтобы отпраздновать пятидесятилетие его матери. Элизабет уже получила такое же приглашение.
И вот они приехали. Приехали в качестве гостей, но Лили чувствовала себя так, словно вернулась домой. Когда показался особняк, Лили взглянула на отца сияющими глазами и увидела, что он понимает ее чувства, хотя и опечален. Но несмотря на свою печаль, он ответил ей улыбкой.
— Отец, — в порыве чувств она взяла его руку. — Спасибо, что согласился приехать сюда. Я так тебя люблю.
— Лили, — сказал он, похлопав ее по руке, — тебе уже двадцать один год, моя дорогая. Ты достаточно взрослая, чтобы сидеть дома с отцом. Я и не ожидаю, что ты пробудешь со мной долго.
Лили поняла намек и немного расстроилась. Улыбка исчезла с ее лица. Она ничего не загадывала на будущее. Прошло несколько месяцев. Многое изменилось в ее жизни, как, возможно, и в его. Он пригласил их из простой любезности. Ведь приглашены и другие гости. Она не должна придавать большого значения тому факту, что он пригласил и ее.
Если она будет почаще повторять себе это, то в конце концов поверит, что все так и есть на самом деле.
Карета остановилась. Большие двойные двери раскрылись, и из дома вышли Гвендолайн, Джозеф, графиня и... Невиль.
Маркиз открыл дверцу кареты и опустил лесенку. Первым вышел герцог и подал Элизабет руку. Графиня обняла ее. Все говорили, перебивая друг друга.
Кто-то заглянул в карету и протянул Лили руку. Все померкло перед ее глазами — исчезли голоса и люди. Он смотрел на нее сияющими глазами. Она растерянно смотрела на него.
— Лили, — сказал он.
— Да? — И внезапно ей стало ясно, что все ее волнения напрасны. — Здравствуй, Невиль.
Он взял ее протянутую руку.
В доме было полно гостей, хотя до приема по случаю юбилея оставался еще один день. За обедом было тесно и шумно. Невиль с удовольствием отметил, что его мать посадила Портфри по правую руку, а Лили по левую. Сам он сидел во главе стола далеко от них. Кроме короткой беседы днем на террасе, у него вряд ли появится еще возможность обмолвиться с ней хоть словом.
Но Невиль и не сожалел об этом. Он довольствовался тем, что наблюдал за Лили, ища перемены, происшедшие с ней за эти несколько месяцев. Он вспомнил, как Элизабет говорила ему, что приобретенные знания и навыки не меняют личность, а только добавляют к тому, что у нее уже было. Это оказалось правдой по отношению к Лили. Она была модной, уверенной в себе и оживленной. Прошло то ужасное чувство неловкости, которое заставляло ее вести себя в женской компании так, словно она язык проглотила, — так было, когда она жила в Ньюбери-Эбби. Сейчас она болтала наравне со всеми и, пожалуй, даже больше других.